|
Автор: Михаил Петрухов
Всё хорошо, летим! Укомлектованы, затарены, на всё про всё бдительным Петровым подготовленные. Правда, где-то глубоко, периодически, что-то со скрипом произносит «Шшшхххаааррра» и делается неприятно, но это когда-то, где-то и вообще. Нальчик, фрукты, люля. Затариваемся «ну просто блин вааще!». Раздолбанная «Нива», город, пригород, ущелье. По водиле Париж-Даккар вместе с Кэмел-Троффи плачут. Глаза в кучку, зубы в крошку, рессоры вдребезги. Ну вот – застава, лагерь, туман с облаками, облака с туманом, тени людей и обалдение от одной только мысли, что 22 года спустя я вернулся сюда. Размещаемся. На утро всё и знакомое и незнакомое, только горы те же, красивые до жути. Петров верен себе, ну а я себе, в том смысле, что всё нужное с точки зрения формальной регистрации на КСП (книжка альпиниста, медсправка) остались в Москве (почему Петров не убил меня сразу, не понятно!) КСП – идите вы (это мы с Петровым) куда подальше. Щас пойдём как же, плавали мы, плавали. Слово за слово, хреном по столу, ну вы типа книжку новую (это мне) купите, прошлый год в неё впишите, Петров распишется ну и типа, готовый альпинист. Сделано, «не вопрос». А медсправка, ну это к врачу. Блин, идём к врачу. Владимир Иванович это что-то (огонь, воду и медные трубы – это про него). На контрольный вопрос: «Зачем нужна справка?» - ответ: «для прокурора». Следует замер давления и вывод о годности к пребыванию. Всё по плану, в смысле по Петрову – занятия на скалах, занятия на скалах опять, выход на верх с заброской. Лазается плохо (и чего столько времени в ДДС проводил, спрашивается), ходится ещё хуже. Ну ничего, авось прорвёмся. Саратов и сотоварищи на нас косятся, особенно после озвучивания Мишкой наших планов. Шхара это здорово, ну а пока вот вам пара из Питера и вперёд (занятия - лёд, Курсанты, Миссес), а там и видно будет. Питерская пара – ух! Молодые, здоровые, тренированные – кто кого вести будет, ещё вопрос :) Идём наверх, ну я так и чувствовал, питерских и след простыл через 20 минут, Петров шагает как робот, а мой организм радостно сообщает мне, что нехрен было возвращаться опосля 22 лет отсутствия :) Ночёвки красота – травка зелёная, место тихое, люди кругом хорошие. Даже забыл, что устал. Лёд, верёвки, полиспасты, блоки, кошки – у-ффф притомился, неугомонный Петров отрабатывает спасение на льду. Не приведи, как говорится! Завтра наверх, это ж Безенги, тут мало что высоко, ещё и далеко. Сглазил! Бежит, орёт, глаза дурные ну вот и спасы, здравствуйте, приехали. Что, задним числом приятно удивило, что «молодь» участвовавшая в этом действе, пахала как проклятая, а ведь времена то на дворе иные. Это не за профсоюзные 35 р. в лагерь на всё готовое. Значит, правильные люди ребят учат. Бежим наверх сначала втроём, потом пятером. Бежим, понятно, в мыслях, с акьёй да на верхние курсантские как-то не бежится. Петров предлагает меняться через 100 шагов, потом начинаем меняться через 50. Организму плохо, но мне сейчас не до него. Парень из «той» группы сообщил что один 200-ый, а один 300-ый (кто ж знал тогда, что и остальные не лучше). Дальше всё пунктиром. На верхних курсантских из ниоткуда ещё люди, кажись самарские сборы, тоже прибежали, человек 6 или поболее. Всё легче. Лагерь уже в курсе. Скорее дальше наверх. Надо по центру ледника, да некогда. Цепочкой вдоль Брно. Потеешь уже не от акьи, а от сыпухи: в этом кармане убиться можно на раз. Ну вот, чуть выше и левее стартует в нашу сторону «шкаф», вся цепочка хором прыгает к скале, пронесло. Миха с двумя рязанскими убежал вперёд. Выползаем на ледник. Облака, ночь, впереди что-то темное и фонарики. Навстречу Володя из Рязани – «Миш, посмотри человека, он снаружи у палатки, мы за телом наверх». Подходим - палатка, в ней какое-то шевеление, рядом куча тряпья. Отдышавшись, начинаю с Лешой смотреть, кто там, под шмотками. На коврике укрытый всем подряд парень. В сознании. - Ты как?
Лезем с Лёхой дальше. Ступни в ботинках вывернуты как-то неестественно вбок. Режем ножницами шнурки, ботинки (где режется), пытаемся снять, кричит. Чуть выше обреза ботинок торчат кости. Новокаин, его много, а шприцы мелкие на 2 и 5 кубиков. Колю несколько раз во всё в это. Через некоторое время шевелим ногу. - больно?
В голове механически крутится всё, что понавычитал по медицине (спасибо Петрову, заставил). Переломы - фигня, кровопотеря - плохо. Лежит уже несколько часов, одежда в ногах, ботинки, коврик, всё бурое. Тампоны в рану, прихватываем ступню. Шину из ледоруба, ногу к нему, уже поосновательней. То же самое со второй. Только шина из вставок для рюкзака. Как его ТАК угораздило, не понимаю. Как под гильотину. Постанывает. Одеваем, кутаем, как получается. Пока одеваем, вижу, что сзади на рёбрах гематома. Адельби уже на подходе, спрашивает по рации, как остальные. Говорю, что вроде в норме. Адельби просит сказать остальным из пострадавшей группы, чтобы начинали спускаться, у него мало людей. Передаю просьбу в палатку. Отказ, говорят, что не могут двигаться. Потом выяснилось, что ломанные были все, а рации у них не было! Показываются Мишка с Володей и третий, волокут на половинке акьи тело. Помогаем протащить чуть дальше, кладём в ямку на снег и засыпаем сверху снегом, от галок. Петров трясёт и трёт акью, она все в крови. Тот парень внизу говорил про ледовый обвал, в который попала группа, а тут столько крови, обвал такого с человеком не делает. Оставляем тем, кто в палатке воду, горелку и впрягаемся в акью. Опять в тот карман под Брно. Стрёмно, но дорогу через ледник нам не наладить, а время уходит и кровь тоже. Ползём быстро, акья скользит по снегу, но это до первых камней. Сбоку выныривает Адельби со своими. Перетаскиваем акью на ледник. Нас (Володю, пострадавшего и меня) цепляют к верёвке и вниз. Упираемся, как-то рулим акью, даже жарко. Каково тем, кто спускает нас, там наверху, даже думать не хочется. Внизу огоньки, сползаем в объятья новочеркасских сборов. Чай, что-то вкусное себе, ему опять новокаин. Слышим по рации, что Адельби сообщает в лагерь о том, что остальные в пострадавшей группе не ходоки и их надо тащить. Володя остаётся помогать Адельби. Уходим вниз с акьёй. Что такое тащить ночью вниз с курсантских акью с человеком, словами как-то не описывается. Новочеркасские ребята - просто супер. Уперлись рогом и несли (а не волочили) до самого «футбольного поля», а ведь их человек 20 с небольшим было. Подошёл врач, ну вот и всё, точнее почти всё. Чай, еда. Девчонки обиходили как родного. Только закемарил, из рации голос. Рядом с палаткой стоят двое, огромный МЧСовец и кто-то ещё. Идут наверх помогать Адельби. Собираюсь с ними. На полпути встречаем весь «караван». Кого-то несут на закорках, кого-то в акье. По солнцу как-то веселее, чем ночью, но все равно тяжко. Велено ждать вертолёт. Нас опять кормят и поят. МЧСовцы - люди из железа. От Мишки остались одни глаза, другие не лучше, а эти шутят и вообще вроде и не запыхались. Нас «радуют» требованием вертолётчиков вынести всех пострадавших на ледник (в кармане они садиться не будут). Тащим первого назад вверх, к остальным и уже всех на ледник. Рёв, свист, вой, летающие рюкзаки и вещи. Всё, не прошло и суток а хочется уже не вверх, а вниз. Что и делаем. Пить, есть, в баню. Очухались и по новой туда же. Вышибают эти вещи из колеи изрядно. И так еле шлось, а тут... Взгромоздились на Курсантские. Утром наверх по местам позавчерашней «боевой славы». Оглядываем место происшествия днём, где этот обвал или лавина, который их сбил? Всё чисто, ну может на выкате чуть-чуть снежка лежит. Бодро шагаем к Курсантам. Погода не менее бодро сообщает нам, что на Курсантах она нас видеть не хочет. Вниз, мимо нас валит группа, которая вняла погоде, мы ей внимать не желаем. Лёха говорит, что в грозу он на гору не полезет. Петров отправляет его вниз, а сам начинает зашнуриваться и подходит к стенке. Мама, хочу вниз за Лёшей, не хочу вверх за Мишей. Сифонит так, что кажется, что из одежды на мне одни трусы, да и те дырявые. Петров лезет, следом наша питерская дама (есть женщины в русских селениях). Начало маршрута такое, что и в нормальную погоду на 2-ку не похоже. Петров лезет. Вот же упёртый. Голоса, люди! Кто я, где я? Нас же здесь трое, ан нет ещё трое прятались где-то в щели и, как потом сказали, собирались валить с маршрута, а тут Петров. В общем дальше вшестером, и погода пожалела. Утром на Миссес. Вроде всё рядом, а нести на неё надо всё. Почему-то кажется, что 22 года назад мне было легче (!?) Стрёмно, лёд закончился на полпути к плечу, Петров топчет площадки и делает перила на сблокированных инструментах. Склон крутой, снега много, что вы там говорите на запорожцев упало? На вылазе на плечо Мишка уподобился лемингу, прорыл то ли нору, то ли тоннель наверх. Прилезли, надо ночевать а то погода опять шепчет неласковые слова.
Просыпаемся, а слова те же. Едим, пьём, спим, вообщем берём природу измором. Вторая «волшебная» ночь на плече и я понимаю, что Петров пойдёт по-любому, но не вниз. Так и есть, собрался. Свистит, облака, ни зги, скалы во льду. Петров лезет. После первой же веревки, сообщает сверху, что железо у него кончилось. Лезу по перилам, снимаю, выдираю, выбиваю, выхреначиваю всё, что он заложил, забил и захреначил. Скалы во льду и как он тут корячился, мне просто не понятно. «Наглость города берёт», на второй верёвке погода начинает нас жалеть, и Мишка устремляется вверх с каждой подносимой верёвкой ещё быстрее… Вспучились, красота и вообще, все-таки первая большая гора в сезоне. Вниз поскорее, ан нет - дюльфера у нас не простые, а косые. Пока сползли к палатке, пока поели, уже и баиньки пора. Ну ничего, 3 ночи на 4100 это тоже правильно, нам же на Шхару (бррррр) надо.  Валим вниз, даже не тепло, жарко. Последний дюльфер перед ледником. Леха, стоящий рядом на станции, флегматчно сообщает, что кажется у Петрова улетел фотоаппарат. Блин, это уже второй, первый стырили в МинВодах за год до этого, и главное - там снимки. Свой мне лениво дёргать из клапана, да и не до него часто, а Мишка свой приспособил на пояс и снимал постоянно. Лёха с Олей уже внизу, я на станции, Миха исчезает в леднике. 10 минут, 20 минут, ребята на Мишкины заныры дружно орут, что они купят ему новый аппарат, лишь бы вылез. Петров вылезает, я слезаю. Подходить и утешать боюсь, убьёт с горя. Топаем вниз, ровно по следам запорожских бедолаг (ну не было тут лавины, не было!!!). Из снега торчит их веревка, снизу-вверх, два рюкзака, аптечка, каска, какя-то мелочь. Миха тащит один рюкзак, мы с Лёхой цепляем на усы второй. Оставляем на камне в центре ледника и топаем вниз. Дорога не близкая. Нет, определённо 22 года назад, горы здесь были ниже, а подходы короче. В лагерь я пришел в сопровождении Ольги, которая топала всю дорогу сзади (наверное, опасалась что помру :)). В то же вечер Лёха, закатил пир горой, оказывается, у него был день варенья, пока мы на плече сидели.  День спим, едим, читаем (описание, бррррр, Шхары конечно). Питерская двойка решает двигать на Эльбрус. Немного грустно. Ребята очень компанейские, а самообладание и помощь Лёхи на спасах просто бесценна. Второй день отдыха в лагере. Потихоньку осаждаем Саратова. Мужик просто из стали, не смотря на свои 76 (!). Если и помягчел, после дифирамбов врача в наш адрес на спасах, то не сильно. На Шхару - ни фига, на Уллуауз - пожалуйста. В голове подленькая мыслишка: ну и хорошо, ну и не надо и вообще, ну чего мы на Шхаре забыли. Петров мрачнеет. Ловим Юрия Сергеевича на КСП, за оградой лагеря выгуливающего терьера Клёпу. Ни в какую! Далеко, круто, холодно, вас двое, людей в том районе нет! В общем – идите вы на Уллуауз! Я уже почти смирился с мыслью, что Петров пойдёт «в черную», и вдруг: - маршрут знаете?
И понеслось. Что за сон!? А уж когда нам сказали, что САМ пойдёт и следить будет, тут уж не захочешь - полезешь.
 Третий час месим снег на подходе под маршрутом, ледник разорван так, что бегаем горизонтально промеж трещин, а надо-то вверх. Потеряв часов пять вместо положенных двух, начинаем лезть. Миха проходит первую веревку по льду и уходит вправо на полку. Понеслась. Ну, как бы помягче, не совсем понеслась. Отстегнулась кошка, у меня естественно, у Петрова если что и отстёгивается, то это челюсть. Потом та же история, но с другой кошкой. Петров резонно замечает, что с таким темпом нам надо валить вниз сейчас. Вверх ещё 2 километра, а первый день скоро закончится. Меня пронимает. Кошки затягиваются так, что фиг отцепишь, руки и ноги начинают шевелиться энергичнее. Кулуары, желоба, стеночки, полочки. Ощущения странные, вроде везде лезется, но при этом нигде особенно легко не застрахуешься. Под льдом камни, трещин под крючья не богато, а выступы под петли норовят отломиться. При этом постоянно есть куда усвистеть. И это нервирует. Петров уперся, лезет, как заведённый, лишь изредка выпуская меня вперёд. Солнце прячется быстро, маршрут-то северный, сразу холодает. Миха, почти неразличимый на фоне очередной стеночки, карабкается вверх. На сегодня это последняя верёвка, хоть стоя, хоть сидя – надо ночевать. На меня сыплются мелкие камушки и лёд. Миха таки вылез, физически ощущаю, что он устал. Перила готовы. Подхожу под стенку и тут понимаю: лазанием пройти не могу, устал. Миха требует сверху, чтобы сильно перила не грузил. Не соображая, что это неспроста, наваливаюсь на жюмар. Что-то хрустит, Миха орет и я лечу вниз в облаке искр от скрежещущих по скале кошек. Верёвка напрягается, я трескаюсь задницей о скалу, искры летят, но уже из глаз. Сверху мат Петрова и требования отозваться немедленно. Отзываюсь, вылезаю. У Михи руки в крови, ловил меня. Место и впрямь стрёмное для рывков. Чуть выше на снежном склоне каменюка с полочкой под ним. Что нам стоит дом построить. У меня почти лежачее место, у Петрова почти-почти лежачее. Палатка в качестве занавески, чтобы свет звёзд глаза не резал. Гора нас терпит, ночь без ветра. В таком будуаре и на уровне лагеря прохладно будет, а тут... Утро, солнце, день чудесный. Как бы не так, снимая оттяжку, палатки не замечаю, что повешенное на неё железо висит не в петле, а на петле. Весело блестя и гремя, пара камалотов и несколько закладок уходят к началу маршрута. Ору от злости на себя, Мишка выдает мне верёвку до уступа, но чуда не случилось. Железо ушло. Второй день. Кулуары, полочки, стеночки. Лезем и лезем, а они не кончаются. Петров скучным голосом сообщает, что возрадоваться будет можно, когда выберемся на уровень Дыха. Оглядываюсь назад, на Дых (!!!!), лучше бы не оглядывался. Такое ощущение, что и не лезли никуда, а сидели на месте. В лагере зачитали насмерть все описания, а тут хрен его знает куда, если бы не чьи-то весьма свежие следы. Очередной кусок пирога. Миха уходит вперёд. Возня, стук и скрежет. Сверху сыпется лёд, иногда крупный. То выскакиваю из-под уступа, на котором лежит петля, что бы выдать веревку, то забиваюсь под него, прячась от особо крупных льдышек. Петров требует выдать веревку. Пускаю волны во все стороны, не помогает. Петров продернув кое-как пяток метров, требует выдать ещё, не идёт. «Выдай верёвку ...........!»- орет Мишка. Бросаю верёвку совсем, о чём и сообщаю наверх. Верёвка идет со скрипом, но Петров уже не матерится. Когда подходил по перилам, понял из-за чего сыр бор. Миха заложил такой зигзаг в процессе борьбы, что протащить верёвку без усилий было невозможно. Вечер, Саратов снизу, сориентировавшись по нашим фонарям, меланхолично сообщает, что до штатной ночёвки мы ещё пару верёвок не дошли. Вторая ночь, а-ля первая. Балдахин и ложе на полторы тощих задницы. Внизу, экономя на чём только можно, Миха оставил спальник и пуховку. Взяли мой, тоненький на двоих и его явно не хватало для Мишки. Я тащил с собой MHWные утеплённые штаны и пуховые жилетку с курткой от Patagonia. Конечно, не потел, но как-то спалось. Третий день, Дых всё ещё выше. Блин, да когда же!? Понимаю, что отсюда уже вверх, ближе, чем отсюда вниз. Длинный, серпом вверх, неуютный гребень. Миха с полгребня сообщает, что лед закончился и пора идти одновременно. Идём. Потихоньку, втянувшись в темп, доходим до кулуарчика из-за которого видны сераки, перед вершинным куполом. Появляется робкое ощущение, что не всё так плохо. Петров, исхитрившись, пролезает скользкую стенку, и мы выбираемся на гребешок перед теми самыми сераками. Мишка предлагает идти одновременно, но через какое-то время даёт отбой. Мне видно, как он крутит буры. Подхожу к нему. Лед, гладкий и прочный как бетон. Проходим под сераками, и Миха выпускает меня вперёд, топчу снег куда-то вверх, а вот таблички куда сворачивать на ночь не видно. Саратов будничным голосом сообщает что-то типа – «50 метров верх и 30 вправо». Такое ощущение, что он сидит где-то рядом, за углом. И правда, «50 вверх и 30 вправо», и мы под сераком в уютной трещине. Почти не дует. Долой экспромты, ставим палатку, страхуем все и вся через буры в стенке серака. Пьём едим, опять пьём. Утром по рации слышим, что траверсанты, из-за которых хитрый Саратов и нас выпустил и сам пошёл, ухайдакавшись после ночёвки на гребне Шхары, ломанулись вперёд как подорванные. Задумка Юрия Сергеевича свести нас на вершине не удалась. Позавтракав и свернув бивуак, топаем вверх. Погода, со вчерашнего дня намекает, что надо поторопиться, но идём как идётся. Миха то вязнет по пояс в каком-то месиве (это на 5 тысячах), то громыхает зубьями по насту. Влево, вправо опять влево. Миха топает вверх, выбираясь на предвершинный гребень. Уф, ветер, видимость не очень. Петров вскарабкивается на очередной гребешок, принимает меня и буднично сообщает все – приехали. Фото, записка и обычное Мишкино «престо», типа нехрен рассиживаться. Чуть развиднелось, и мне заплохело. Я подозревал, что пятерка по крабу - не подарок, но настолько! Гребень, местами стрёмный до невозможности. Петров долбит на передних зубьях, как автомат. Автомат стучит в голове «с нами ничего не случится, все хорошо, иди аккуратно». На очередном сеансе Саратов сообщает, что траверсанты уже внизу, а нам типа на ночевку надо, до краба не дойдём дескать. Вижу, что Миха упёрся, да и есть из-за чего, ночевать на этом гребне почти негде, кроме как под восточной вершиной, а мы её проскочили давно. Гребень кажется бесконечным и везде есть куда порхать, от этой трехступенчатой ходьбы то боком, то раком устаешь донельзя.  Краб или как его, первая петля, ура. Распутываем шнур (взяли 60м в лагере, для продергивания) и вниз. Издали (от Джанги Коша) это членистоногое выглядит мирно лежащим, в натуре же 8 полноценных верёвок и последняя станция почти висячая. Всё приехали. Хочу спать, прям щас, прям тут. Петров непреклонен, спать будем на Джанги Коше. Идём, следы от траверсантов такие, что захочешь - не потеряешь. Стемнело окончательно, гора нас любит - ни ветра, ни облака. Ноги подворачиваются, в свете фонаря вижу невозмутимо вышагивающего Петрова и понимаю, что догнать его не могу. Ковыляю дальше, по следам не пойдёшь, они окаменели и ноги в них выворачивает так, что больно. Миха останавливается и говорит: «всё, завод кончился, ночуем здесь». Свечу фонарём вокруг и понимаю, что это последнее место на земле, где мне захочется спать. Слева, справа, сзади провалы, а над нами сераки и сбросы таких форм и размеров, что сон как рукой сняло. Ковыляем дальше, постепенно становится «ровнее», кошмар ледопада уходит назад и тут действительно всё, мотор встал. Из последних сил ставим палатку, чай и вырубаемся. Ночь оказалось самой холодной из всех. Сверху ледника, даже в условиях хорошей погоды, всё время течёт холодный воздух. Мишка будит посредь ночи, давай сожрём нибудь-чего. Коль снаружи холодно, то хоть изнутри погреем. Едим, пьём, полегчало. Утром слышим, как по рации Саратов допытывается у Панченко, где мы. Тот докладывает, что под крабом никого не наблюдает, а вот на леднике, прям перед ним.... Радостно ору в микрофон, что мы тута. Сворачиваемся, и к Джанги Кошу. А там - траверсанты и гип-гип ура и водочка с салом. Хорошо-то как.
 А вот потом началось, глаза я попалил незаметно для себя, ещё день назад и тут внизу на солнце развезло так, что хоть плач. Не вижу почти ничего. Ребята дают альбуцид и убегают вниз. До встречи вечером, в сауне. Как дошли с Петровым, помню уже таксебейно. Мишкина фигура в трёх шагах расплывалась, а грохнуться не хотелось, и я отчаянно семенил за ним, пытаясь повторять все шаги и движения.  Лагерь и баня, и еда, и люди которые рады и тебе и за тебя и ощущения которые не передашь, но которые всегда будут с тобой, как и те 22-х летней давности.
|
|||||||||||||||||
Подписаться на новости |
|||||||||||||||||
| © 1996–2024 Альпклуб МАИ | |||||||||||||||||
новости
